Эссе на тему врачебный долг булгаков. Медицинский долг. Факторы ограничения действий врача
Булгаков Михаил Афанасьевич
Крещение поворотом
Побежали дни в Н-ской больнице, и я стал понемногу привыкать к новой жизни.
В деревнях по-прежнему мяли лен, дороги оставались непроезжими, и на приемах у меня бывало не больше пяти человек. Вечера были совершенно свободны, и я посвящал их разбору библиотеки, чтению учебников по хирургии и долгим одиноким чаепитиям у тихо поющего самовара.
Целыми днями и ночами лил дождь, и капли неумолчно стучали по крыше, и хлестала под окном вода, стекая по желобу в кадку. На дворе была слякоть, туман, черная мгла, в которой тусклыми, расплывчатыми пятнами светились окна фельдшерского домика и керосиновый фонарь у ворот.
В один из таких вечеров я сидел у себя в кабинете над атласом по топографической анатомии. Кругом была полная тишина, и только изредка грызня мышей в столовой за буфетом нарушала её.
Я читал до тех пор, пока не начали слипаться отяжелевшие веки. Наконец зевнул, отложил в сторону атлас и решил ложиться. Потягиваясь и предвкушая мирный сон под шум и стук дождя, перешел в спальню, разделся и лег.
Не успел я коснуться подушки, как передо мной в сонной мгле всплыло лицо Анны Прохоровой, семнадцати лет, из деревни Торопово. Анне Прохоровой нужно было рвать зуб. Проплыл бесшумно фельдшер Демьян Лукич с блестящими щипцами в руках. Я вспомнил, как он говорит «таковой» вместо «такой» – из любви к высокому стилю, усмехнулся и заснул.
Однако не позже чем через полчаса я вдруг проснулся, словно кто-то дернул меня, сел и, испуганно всмотревшись в темноту, стал прислушиваться.
Кто-то настойчиво и громко барабанил в наружную дверь, и удары эти показались мне сразу зловещими.
В квартиру стучали.
– Кто там?
– Это я, – ответил мне почтительный шепот, – я, Аксинья, сиделка.
– В чем дело? – Анна Николаевна прислала за вами, велят вам, чтоб вы в больницу шли поскорей.
– А что случилось? – спросил я и почувствовал, как явственно ёкнуло сердце.
– Да, женщину там привезли из Дульцева. Роды у ней неблагополучные.
«Вот оно. Началось! – мелькнуло у меня в голове, и я никак не мог попасть ногами в туфли. – А, черт! Спички не загораются. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Не всю же жизнь одни ларингиты да катары желудка».
– Хорошо. Иди, скажи, что я сейчас приду! – крикнул я и встал с постели. За дверью зашлепали шаги Аксиньи, и снова загремел засов. Сон соскочил мигом. Торопливо, дрожащими пальцами я зажег лампу и стал одеваться. Половина двенадцатого... Что там такое у этой женщины с неблагополучными родами? Гм... Неправильное положение... узкий таз. Или, может быть, еще что-нибудь хуже. Чего доброго, щипцы придется накладывать. Отослать ее разве прямо в город? Да немыслимо это! Хорошенький доктор, нечего сказать, скажут все! Да и права не имею так сделать. Нет, уж нужно делать самому. А что делать? Черт его знает. Беда будет, если потеряюсь> перед акушерками срам. Впрочем, нужно сперва посмотреть, не стоит прежде времени волноваться...
Я оделся, накинул пальто и, мысленно надеясь, что все обойдется благополучно, под дождем, по хлопающим досочкам побежал в больницу. В полутьме у входа виднелась телега, лошадь стукнула копытом в гнилые доски.
– Вы, что ли, привезли роженицу? – для чего-то спросил у фигуры, шевелившейся возле лошади.
– Мы... как же, мы, батюшка, – жалобно ответил бабий голос.
В больнице, несмотря на глухой час, было оживление и суета. В приемной, мигая, горела лампа-«молния». В коридорчике, ведущем в родильное отделение, мимо меня прошмыгнула Аксинья с тазом. Из-за двери вдруг донесся слабый стон и замер. Я открыл дверь и вошел в родилку. Выбеленная небольшая комната была ярко освещена верхней лампой. Рядом с операционным столом на кровати, укрытая одеялом до подбородка, лежала молодая женщина. Лицо ее было искажено болезненной гримасой, а намокшие пряди волос прилипли ко лбу. Анна Николаевна, с градусником в руках, приготовляла раствор в эсмарховской кружке, а вторая акушерка, Пелагея Ивановна, доставала из шкафика чистые простыни. Фельдшер, прислонившись к стене, стоял в позе Наполеона. Увидев меня, все встрепенулись. Роженица открыла глаза, заломила руки и вновь застонала жалобно и тяжко.
– Ну-с, что такое? – спросил я и сам подивился своему тону, настолько он был уверен и спокоен.
– Поперечное положение, – быстро ответила Анна Николаевна, продолжая подливать йоду в раствор.
– Та-ак, – протянул я, нахмурясь, – что ж, посмотрим...
– Руки доктору мыть! Аксинья! – тотчас крикнула Анна Николаевна. Лицо ее было торжественно и серьезно.
Пока стекала вода, смывая пену с покрасневших от щетки рук, я задавал Анне Николаевне незначительные вопросы, вроде того, давно ли привезли роженицу, откуда она...
Рука Пелагеи Ивановны откинула одеяло, и я, присев на край кровати, тихонько касаясь, стал ощупывать вздувшийся живот. Женщина стонала, вытягивалась, впивалась пальцами, комкала простыню.
– Тихонько, тихонько... потерпи, – говорил я, осторожно прикладывая руки к растянутой жаркой и сухой коже.
Собственно говоря, после того как опытная Анна Николаевна подсказала мне, в чем дело, исследование это было ни к чему не нужно. Сколько бы я ни исследовал, больше Анны Николаевны я все равно бы не узнал. Диагноз ее, конечно, был верный: поперечное положение. Диагноз налицо. Ну, а дальше?..
Хмурясь, я продолжал ощупывать со всех сторон живот и искоса поглядывал на лица акушерок. Обе они были сосредоточенно серьезны, и в глазах их я прочитал одобрение моим действиям. Действительно, движения мои были уверены и правильны, а беспокойство свое я постарался спрятать как можно глубже и ничем его не проявлять.
– Так, – издохнув, сказал я и приподнялся с кровати, так как смотреть снаружи было больше нечего, поисследуем изнутри.
Одобрение опять мелькнуло в глазах Анны Николаевны.
– Аксинья!
Опять полилась вода.
«Эх, Додерляйна бы сейчас почитать!» – тоскливо думал я, намыливая руки. Увы, сделать это сейчас было невозможно. Да и чем бы помог мне в этот момент Додерляйн? Я смыл густую пену, смазал пальцы йодом. Зашуршала чистая простыня под руками Пелагеи Ивановны, и, склонившись к роженице, я стал осторожно и робко производить внутреннее исследование. В памяти у меня невольно всплыла картина операционной в акушерской клинике. Ярко горящие электрические лампы в матовых шарах, блестящий плиточный пол, всюду сверкающие краны и приборы. Ассистент в снежно-белом халате манипулирует над роженицей, а вокруг него три помощника-ординатора, врачи-практиканты, толпа студентов-кураторов. Хорошо, светло и безопасно.
Здесь же я – один-одинёшенек, под руками у меня мучающаяся женщина, за нее я отвечаю. Но как ей нужно помогать, я не знаю, потому что вблизи роды видел только два раза в своей жизни в клинике, и те были совершенно нормальны. Сейчас я делаю исследование, но от этого не легче, ни мне, ни роженице, я ровно ничего не понимаю и не могу прощупать там у неё внутри.
А пора уже на что-нибудь решиться.
– Поперечное положение... раз поперечное положение, значит, нужно... нужно делать...
– Поворот на ножку, – не утерпела и словно про себя заметила Анна Николаевна.
Старый, опытный врач покосился бы на неё за то, что она суётся вперед со своими заключениями... Я же человек необидчивый.. . .
– Да, – многозначительно подтвердил я, – поворот на ножку.
И перед глазами у меня замелькали страницы Додерляйна. Поворот прямой... поворот комбинированный... поворот непрямой...
Страницы, страницы... а на них рисунки. Таз, искривленные, сдавленные младенцы с огромными головами... свисающая ручка, на ней петля.
И ведь недавно еще читал. И еще подчеркивал, внимательно вдумываясь в каждое слово, мысленно представляя себе соотношение частей и все приёмы. И при чтении казалось, что весь текст отпечатывается навеки в мозгу.
А теперь только и всплывает из всего прочитанного одна фраза:
Поперечное положение есть абсолютно неблагоприятное положение.
Что, правда, то, правда. Абсолютно неблагоприятное как для самой женщины, так и для врача, шесть месяцев тому назад окончившего университет.
– Что ж... будем делать, – сказал я, приподнимаясь.
Лицо у Анны Николаевны оживилось.
– Демьян Лукич, – обратилась она к фельдшеру, приготовляйте хлороформ.
Прекрасно, что сказала, а то ведь я еще не был уверен, под наркозом ли делается операция! Да, конечно, под наркозом – как же иначе!
Но все-таки Додерляйна надо просмотреть...
И я, обмыв руки, сказал:
– Ну-с, хорошо... вы готовьте для наркоза, укладывайте ее, а я сейчас приду, возьму только папиросы дома.
– Хорошо, доктор, успеется, – ответила Анна Николаевна. Я вытер руки, сиделка набросила мне на плечи пальто, и, не надевая его в рукава, я побежал домой.
Дома в кабинете я зажег лампу и, забыв снять шапку, кинулся к книжному шкафу.
Вот он – Додерляйн. «Оперативное акушерство». Я торопливо стал шелестеть глянцевитыми страничками.
Поворот всегда представляет опасную для матери операцию...
Холодок прополз у меня по спине, вдоль позвоночника.
Главная опасность заключается в возможности самопроизвольного разрыва матки.
Само-про-из-воль-но-го...
Если акушер при введении руки в матку, вследствие недостатка простора или под влиянием сокращения стенок матки, встречает затруднения к тому, чтобы проникнуть к ножке, то он должен отказаться от дальнейших попыток к выполнению поворота...
Хорошо. Если я сумею даже каким-нибудь чудом определить эти «затруднения» и откажусь от «дальнейших попыток», что, спрашивается, я буду делать с захлороформированной женщиной из деревни Дульцево?
Совершенно воспрещается попытка проникнуть к ножкам вдоль спинки плода...
Примем к сведению.
«Печальным последствиям». Немного неопределённые, но какие внушительные слова! А что, если муж дульцевской женщины останется вдовцом? Я вытер испарину на лбу, собрался с силой и, минуя все эти страшные места, постарался запомнить только самое существенное: что, собственно, я должен делать, как и куда вводить руку. Но, пробегая черные строчки, я все время наталкивался на новые страшные вещи. Они били в глаза: ...ввиду огромной опасности разрыва... ...внутренний и комбинированный повороты представляют операции, которые должны быть отнесены к опаснейшим для матери акушерским операциям... И в виде заключительного аккорда: ...С каждым часом промедления возрастает опасность...
Довольно! Чтение принесло свои плоды: в голове у меня все спуталось окончательно, и я мгновенно убедился, что я не понимаю ничего, и прежде всего, какой, собственно, поворот я буду делать: комбинированный, некомбинированный, прямой, непрямой!..
Я бросил Додерляйна и опустился в кресло, силясь привести в порядок разбегающиеся мысли... Потом глянул на часы. Черт! Оказывается, я уже двенадцать минут дома. А там ждут.
С каждым часом промедления...
Часы составляются из минут, а минуты в таких случаях летят бешено. Я швырнул Додерляйна и побежал обратно в больницу.
Там все уже было готово. Фельдшер стоял у столика, приготовляя на нем маску и склянку с хлороформом. Роженица уже лежала на операционном столе. Непрерывный стон разносился по больнице.
– Терпи, терпи, – ласково бормотала Пелагея Ивановна, наклоняясь к женщине, – доктор сейчас тебе поможет...
– О-ой! Моченьки... Нет... Нет моей моченьки!.. Я не вытерплю! – Небось... Небось... – бормотала акушерка, – вытерпишь! Сейчас понюхать тебе дадим... Ничего и не услышишь.
Из кранов с шумом потекла вода, и мы с Анной Николаевной стали чистить и мыть обнаженные по локоть руки. Анна Николаевна под стон и вопли рассказывала мне, как мой предшественник – опытный хирург – делал повороты. Я жадно слушал её, стараясь не проронить ни слова. И эти десять минут дали мне больше, чем все то, что я прочел по акушерству к государственным экзаменам, на которых именно по акушерству и получил «весьма». Из отрывочных слов, неоконченных фраз, мимоходом брошенных намеков я узнал то самое необходимое, чего не бывает ни в каких книгах. И к тому времени, когда стерильной марлей я начал вытирать идеальной белизны и чистоты руки, решимость овладела мной и в голове у меня был совершенно определённый и твёрдый план. Комбинированный там или некомбинированный, сейчас мне об этом и думать не нужно.
Все эти учёные слова ни к чему в этот момент. Важно одно: я должен ввести одну руку внутрь, другой рукой снаружи помогать повороту и, полагаясь не на книги, а на чувство меры, без которого врач никуда не годится, осторожно, но настойчиво низвести одну ножку и за неё извлечь младенца.
Я должен быть спокоен и осторожен и в то же время безгранично решителен, нетруслив.
– Давайте, – приказал я фельдшеру и начал смазывать пальцы йодом.
Пелагея Ивановна тотчас же сложила руки роженицы, а фельдшер закрыл маской её измученное лицо. Из темно-желтой склянки медленно начал капать хлороформ. Сладкий и тошный запах начал наполнять комнату. Лица у фельдшера и акушерок стали строгими, как будто вдохновенными...
– Га-а! А!! – вдруг выкрикнула женщина. Несколько секунд она судорожно рвалась, стараясь сбросить маску.
– Держите!
Пелагея Ивановна схватила её за руки, уложила и прижала к груди. Ещё несколько раз выкрикнула женщина, отворачивая от маски лицо. Но реже... реже... глухо жала к груди. Еще несколько раз выкрикнула женщина, отворачивая от маски лицо. Но реже... реже... глухо забормотала:
– Га-а... пусти! а!..
Потом все слабее, слабее. В белой комнате наступила тишина. Прозрачные капли все падали и падали на белую марлю.
– Пелагея Ивановна, пульс?
Пелагея Ивановна приподняла руку женщины и выпустила – та безжизненно, как плеть, шлепнулась о простыни.
Фельдшер, сдвинув маску, посмотрел зрачок.
....................................................................................................
Лужа крови. Мои руки по локоть в крови. Кровяные пятна на простынях. Красные сгустки и комки марли. А Пелагея Ивановна уже встряхивает младенца и похлопывает его. Аксинья гремит ведрами, наливая в тазы воду. Младенца погружают то в холодную, то в горячую воду. Он молчит, и голова его безжизненно, словно на ниточке, болтается из стороны в сторону. Но вот вдруг не то скрип, не то вздох, а за ним слабый, хриплый первый крик.
– Жив... жив – бормочет Пелагея Ивановна и укладывает младенца на подушку.
И мать жива. Ничего страшного, по счастью, не случилось. Вот я сам ощупываю пульс. Да, он ровный и четкий, и фельдшер тихонько трясет женщину за плечо и говорит:
– Ну, тетя, тетя, просыпайся.
Отбрасывают в сторону окровавленные простыни и торопливо закрывают мать чистой, и фельдшер с Аксиньей уносят ее в палату. Спеленатый младенец уезжает на подушке. Сморщенное коричневое личико глядит из белого ободка, и не прерывается тоненький, плаксивый писк.
Вода бежит из кранов умывальников. Анна Николаевна жадно затягивается папироской, щурится от дыма, кашляет.
– А вы, доктор, хорошо сделали поворот, уверенно так.
Я усердно тру щеткой руки, искоса взглядываю на нее: не смеется ли? Но на лице у нее искреннее выражение горделивого удовольствия. Сердце мое полно радости. Я гляжу на кровавый и белый беспорядок кругом, на красную воду в тазу и чувствую себя победителем. Но в глубине где-то шевелится червяк сомнения.
Анна Николаевна удивленно вскидывает на меня глаза.
– Что же может быть? Все благополучно.
Я неопределенно бормочу что-то в ответ. Мне, собственно говоря, хочется сказать вот что: все ли там цело у матери, не повредил ли я ей во время операции... Это-то смутно терзает мое сердце. Но мои знания в акушерстве так неясны, так книжно отрывочны! Разрыв? А в чем он должен выразиться? И когда он даст знать о себе – сейчас же или, быть может, позже?.. Нет, уж лучше не заговаривать на эту тему.
– Ну, мало ли что, – говорю я, – не исключена возможность заражения, – повторяю я первую попавшуюся фразу из какого-то учебника.
– Ах, э-это! – спокойно тянет Анна Николаевна – ну, даст бог, ничего не будет. Да и откуда? Все стерильно, чисто.
Было начало второго, когда я вернулся к себе. На столе в кабинете в пятне света от лампы мирно лежал раскрытый на странице «Опасности поворота» Додерляйн. С час еще, глотая простывший чай, я сидел над ним, перелистывая страницы. И тут произошла интересная вещь: все прежние темные места сделались совершенно понятными, словно налились светом, и здесь, при свете лампы, ночью, в глуши, я понял, что значит настоящее знание.
«Большой опыт можно приобрести в деревне, – думал я, засыпая, – но только нужно читать, читать, побольше... читать...»
Михаил Афанасьевич Булгаков
Стальное горло
Итак, я остался один. Вокруг меня – ноябрьская тьма с вертящимся снегом, дом завалило, в трубах завыло. Все двадцать четыре года моей жизни я прожил в громадном городе и думал, что вьюга воет только в романах. Оказалось: она воет на самом деле. Вечера здесь необыкновенно длинны, лампа под синим абажуром отражалась в черном окне, и я мечтал, глядя на пятно, светящееся на левой руке от меня.
Мечтал об уездном городе – он находился в сорока верстах от меня. Мне очень хотелось убежать с моего пункта туда.
Там было электричество, четыре врача, с ними можно было посоветоваться, во всяком случае, не так страшно. Но убежать не было никакой возможности, да временами я и сам понимал, что это малодушие. Ведь именно для этого я учился на медицинском факультете…
«…Ну, а если привезут женщину и у неё неправильные роды? или, предположим, больного, а у него ущемленная грыжа? Что я буду делать? Посоветуйте, будьте добры. Сорок восемь дней тому назад я кончил факультет с отличием, но отличие само по себе, а грыжа сама по себе. Один раз я видел, как профессор делал операцию ущемленной грыжи. Он делал, а я сидел в амфитеатре. И только» Холодный пот неоднократно стекал у меня вдоль позвоночного столба при мысли о грыже. Каждый вечер я сидел в одной и той же позе, налившись, чаю: под левой рукой у меня лежали все руководства по оперативному акушерству, сверху маленький Додерляйн. А справа десять различных томов по оперативной хирургии, с рисунками. Я кряхтел, курил, пил черный холодный чай…
И вот я заснул: отлично помню эту ночь – 29 ноября, я проснулся от грохота в двери. Минут пять спустя, я, надевая брюки, не сводил молящих глаз с божественных книг оперативной хирургии. Я слышал скрип полозьев во дворе: уши мои стали необычайно чуткими. Вышло, пожалуй, еще страшнее, чем грыжа, чем поперечное положение младенца: привезли ко мне в Никольский пункт-больницу в одиннадцать часов ночи девочку. Сиделка глухо сказала:
– Слабая девочка, помирает… Пожалуйте, доктор, в больницу.. .
Помню, я пересек двор, шел на керосиновый фонарь у подъезда больницы, как зачарованный смотрел, как он мигает. Приемная уже была освещена, и весь состав моих помощников ждал меня уже одетый и в халатах. Это были: фельдшер Демьян Лукич, молодой еще, но очень способный человек, и две опытных акушерки – Анна Николаевна и Пелагея Ивановна. Я же был всего лишь двадцатичетырехлетним врачом, два месяца назад выпущенным и назначенным заведовать Никольской больницей.
Фельдшер распахнул торжественно дверь, и появилась мать. Она как бы влетела, скользя в валенках, и снег еще не стаял у нее на платке. В руках у нее был сверток, и он мерно шипел, свистел. Лицо у матери было искажено, она беззвучно плакала. Когда она сбросила свой тулуп и платок и распутала сверток, я увидел девочку лет трех. Я посмотрел на нее и забыл на время оперативную хирургию, одиночество, мой негодный университетский груз, забыл все решительно из-за красоты девочки. С чем бы ее сравнить? Только на конфетных коробках рисуют таких детей – волосы сами от природы вьются в крупные кольца почти спелой ржи. Глаза синие, громаднейшие, щеки кукольные. Ангелов так рисовали. Но только странная муть гнездилась на дне ее глаз, и я понял, что это страх, – ей нечем было дышать «она умрет через час», – подумал я совершенно уверенно, и сердце мое болезненно сжалось…
Ямки втягивались в горле у девочки при каждом дыхании, жилы надувались, а лицо отливало из розоватого в легонький лиловый цвет. Эту расцветку я сразу понял и оценил. Я тут же сообразил, в чем дело, и первый раз диагноз поставил совершенно правильно, и главное, одновременно с акушерками – они-то были опытны: «У девочки дифтерийный круп, горло уже забито пленками и скоро закроется наглухо…»
– Сколько дней девочка больна? – спросил я среди насторожившегося молчания моего персонала.
– Пятый день, пятый, – сказала мать и сухими глазами глубоко посмотрела на меня.
– Дифтерийный круп, – сквозь зубы сказал я фельдшеру, а матери сказал: – Ты о чем же думала? О чем думала?
И в это время раздался сзади меня плаксивый голос:
– Пятый, батюшка, пятый!
Я обернулся и увидел бесшумную, круглолицую бабку в платке. «Хорошо было бы, если б бабок этих вообще на свете не было», – подумал я в тоскливом предчувствии опасности и сказал:
– Ты, бабка, замолчи, мешаешь – Матери же повторил: – О чем ты думала? Пять дней? А?
Мать вдруг автоматическим движением передала девочку бабке и стала передо мной на колени.
– Дай ей капель, – сказала она и стукнулась лбом в пол, – удавлюсь я, если она помрет.
– Встань сию же минуточку, – ответил я, – а то я с тобой и разговаривать не стану.
Мать быстро встала, прошелестев широкой юбкой, приняла девчонку у бабки и стала качать. Бабка начала молиться на косяк, а девочка все дышала со змеиным свистом. Фельдшер сказал:
– Так они все делают. На-род – Усы у него при этом скривились набок.
– Что ж, значит, помрёт она? – глядя на меня, как мне показалось, с черной яростью, спросила мать.
– Помрет, – негромко и твердо сказал я.
Бабка тотчас завернула подол и стала им вытирать глаза. Мать же крикнула мне нехорошим голосом:
– Дай ей, помоги! Капель дай!
Я ясно видел, что меня ждет, и был тверд.
– Каких же я ей капель дам? Посоветуй. Девочка задыхается, горло ей уже забило. Ты пять дней морила девчонку в пятнадцати верстах от меня. А теперь что прикажешь делать?
– Тебе лучше знать, батюшка, – заныла у меня на левом плече бабка искусственным голосом, и я ее сразу возненавидел.
– Замолчи! – сказал ей. И, обратившись к фельдшеру, приказал взять девочку. Мать подала акушерке девочку, которая стала биться и хотела, видимо, кричать, но у нее не выход уже голос. Мать хотела ее защитить, но мы ее отстранили, и мне удалось заглянуть при свете лампы-«молнии» девочке в горло. Я никогда до тех пор не видел дифтерита, кроме легких и быстро забывшихся случаев. В горле было что-то клокочущее, белое, рваное. Девочка вдруг выдохнула и плюнула мне в лицо, но я почему-то не испугался за глаза, занятый своей мыслью.
– Вот что, – сказал я, удивляясь собственному спокойствию, – дело такое. Поздно. Девочка умирает. И ничто ей не поможет, кроме одного – операции. И сам ужаснулся, зачем сказал, но не сказать не мог. «А если они согласятся?» – мелькнула у меня мысль.
– Как это? – спросила мать.
– Нужно будет горло разрезать пониже и серебряную трубку вставить, дать девочке возможность дышать, тогда, может быть, спасем ее, – объяснил я.
Мать посмотрела на меня, как на безумного, и девочку от меня заслонила руками, а бабка снова забубнила:
– Что ты! Не давай резать! Что ты? Горло-то?!
– Уйди, бабка! – с ненавистью сказал я ей. – Камфару впрысните, – сказал я фельдшеру.
Мать не давала девочку, когда увидела шприц, но мы ей объяснили, что это не страшно.
– Может, это ей поможет? – спросила мать.
– Нисколько не поможет.
Тогда мать зарыдала.
– Не согласна! – резко сказала мать.
– Что вы, с ума сошли? Как это так не согласны? Губите девочку. Соглашайтесь. Как вам не жаль?
– Нет! – снова крикнула мать.
Внутри себя я думал так: «Что я делаю? Ведь я же зарежу девочку». А говорил иное:
– Ну, скорей, скорей соглашайтесь! Соглашайтесь! Ведь у нее уже ногти синеют.
– Нет! Нет!
– Ну, что же, уведите их в палату, пусть там сидят.
Их увели через полутемный коридор. Я слышал плач женщин и свист девочки. Фельдшер тотчас же вернулся и сказал:
– Соглашаются!
Внутри у меня все окаменело, но выговорил я ясно: – Стерилизуйте немедленно нож, ножницы, крючки, зонд!
Через минуту я перебежал двор, где, как бес, летала и шаркала метель, прибежал к себе и, считал минуты, ухватился за книгу, перелистал ее, нашел рисунок, изображающий трахеотомию. На нем все было ясно и просто: горло раскрыто, нож вонзен в дыхательное горло. Я стал читать текст, но ничего не понимал, слова как-то прыгали в глазах. Я никогда не видел, как делают трахеотомию. «Э, теперь уж поздно», – подумал я, взглянул с тоской на синий цвет, на яркий рисунок, почувствовал, что свалилось на меня трудное, страшное дело, и вернулся, не заметив вьюги, в больницу.
В приемной тень с круглыми юбками прилипла ко мне, и голос заныл:
– Батюшка, как же так, горло девчонке резать? Да разве же это мыслимо? Она, глупая баба, согласилась. А моего согласия нету, нету. Каплями согласна лечить, а горло резать не дам.
Акушерка цепко обняла бабку и вытолкнула ее из палаты.
Медицинский долг предусматривает квалифициро-ванное и беззаветное выполнение каждым медиком своих профессиональных обязанностей, предусмот-ренных нормами морально-этического и правового ре-гулирования медицинской деятельности. Это отра-жено в Конституции Украины, украинском законодатель-стве о здравоохранении, ведомственных инструкциях, положениях и правилах.
Это право обеспечивается бесплатной квалифи-цированной медицинской помощью, оказываемой го-сударственными учреждениями здравоохранения; рас-ширением сети учреждений для лечения и укрепления здоровья граждан; развитием и совершенствованием техники безопасности и производственной санитарии; проведением широких профилактических мероприятий; мерами по оздоровлению окружающей среды; особой заботой о здоровье подрастающего поколения, вклю-чая запрещение детского труда, не связанного с обу-чением и трудовым воспитанием; развертыванием научных исследований, направленных на предупреж-дение и снижение заболеваемости, на обеспечение долголетней активной жизни граждан».
Право на охрану здоровья зафиксировано в Кон-ституции СССР 1977 г. впервые, так как только к этому времени получили широкое развитие перечис-ленные выше гарантии права на охрану здоровья всего населения. Большинство этих гарантий должно обеспечиваться органами здравоохранения, т. е. ме-дицинскими работниками. Следовательно, претворение в жизнь права людей на охрану здоровья в соответствии Конституцией зависит в первую очередь от деятельности органов здравоохранения и всех медицинских работников, тре-бует постоянного повышения качества и культуры медицинской помощи, т. е. выполнения каждым вра-чом своего профессионального долга, обусловленного не только морально-этическими нормами, но и за-коном.
Необходимо подчеркнуть, что в нашей стране су-ществует неразрывная связь между морально-этиче-ским и правовым регулированием деятельности ме-дицинских работников. Это связано с тем, что совет-ские законы имеют глубокую нравственную основу и поэтому нельзя отрывать правовое воспитание ме-дицинских работников от воспитания нравственного. Нравственное воспитание создает необходимую пред-посылку для формирования глубокого уважения к авторитету закона, а правовое -- способствует утверждению принципов коммунистической морали. При этом нужно учитывать, что некоторые нравствен-ные нормы врачебной деятельности получили силу закона (присяга врача, врачебная тайна).
Неразрывная связь морально-этического и право-вого регулирования деятельности медицинских работ-ников подтверждается практикой работы органов здравоохранения. Анализ жалоб населения на те или иные недостатки при оказании медицинской помощи показывает, что большинство их связано с несоблю-дением правил врачебной этики и деонтологии.
Охрана здоровья населения явля-ется обязанностью не только медицинских работни-ков, но и всех государственных органов, предприя-тий, учреждений и организаций, при нали-чии общедоступной, бесплатной и квалифицированной медицинской помощи, оказываемой за счет государ-ства.
Обеспечение бесплатной, общедоступной и квали-фицированной медицинской помощи гражданам на-шей страны является осуществлением принципов ком-мунизма в области здравоохранения. Отсюда охрана здоровья народа -- одна из важнейших задач Совет-ского государства. Вот почему к врачебной деятель-ности допускаются только лица, получившие специаль-ное образование в высших медицинских учебных за-ведениях, по окончании которых они дают «Клятву Гиппократа».
Неразрывная связь правовых и морально-эти-ческих норм регулирования деятельности медицинских работников, обязанность не только медицинских работ-ников, но и всех государственных органов, предприя-тий, учреждений и организаций принимать участие в мероприятиях по охране здоровья населения обеспе-чивают осуществление принципов профилактического направления советской медицины.
Одна из основных обязанностей медицинских ра-ботников -- проведение широкого круга мероприятий, по предупреждению и ликвидации инфекционных заболеваний, а также пропаганда медицинских и гигиенических знаний среди населения, в первую очередь с целью санитарного просвещения.
Установленные в законодательном порядке требо-вания по охране внешней среды, оздоровлению условий труда и быта повышают ответственность руководи-телей министерств, ведомств, предприятий и хозяй-ственных организаций, органов санитарного надзора за выполнение этих требований закона.
Особо под-черкивается профилактическая направленность со-ветского здравоохранения: «В целях предупреждения заболеваний лечебно-профилактические учреждения обязаны широко использовать профилактические осмотры населения и диспансерный метод наблюдения. Предприятия, учреждения и организации совместно с учреждениями здравоохранения и профсоюзными организациями обязаны принимать необходимые меры по профилактике производственного травматизма, профессиональных заболеваний и восстановлению трудоспособности».
Оказание лечебно-профилактической помощи граж-данам осуществляется работниками учреждений здра-воохранения по месту их жительства и по месту ра-боты. Срочную медицинскую помощь пострадавшим в результате несчастных случаев или внезапного тя-желого заболевания должны оказывать безотлага-тельно ближайшие лечебно-профилактические учреж-дения независимо от его ведомственной подчиненности, а неотложную медицинскую помощь обязан оказы-вать каждый медицинский и фармацевтический работник в любых условиях, в рабочее и нерабочее время. Эти положения зафиксированы в статье: «Медицинские и фармацевтические работники обязаны оказывать первую неотложную медицинскую помощь гражданам в дороге, на улице, в иных общественных местах и на дому».
Сложившийся в медицинской практике порядок оформления устного согласия больного путем соответ-ствующей записи в истории болезни является вполне правомерным и гуманным, поскольку взятие особой расписки будет дополнительно травмировать боль-ного, находящегося и без того в сложной психологи-ческой ситуации. Высказываются предложения о том, чтобы запись в истории болезни о согласии боль-ного на операцию лечащий врач оформлял в присутствии заведующего отделением или другого врача с наличием их подписей. Однако такой порядок офор-мления чрезмерно формален и подрывает доверие к лечащему врачу. Его можно считать оправданным в случаях, когда решение о производстве операции касается больных, находящихся в бессознательном состоянии.
В ряде случаев медицинские работники имеют право и обязаны осуществлять специальные меры про-филактики и лечения заболеваний, представляющих опасность для окружающих (туберкулез, психиче-ские и венерические заболевания, лепра, хронический алкоголизм, наркомания, а также карантинные забо-левания). Для этих целей создана сеть специальных диспансеров и других лечебных учреждений. Следует отметить, что больные туберкулезом бесплатно обес-печиваются противотуберкулезными препаратами, их лечение в санаториях и профилакториях осуществля-ется также за счет государства.
Для лиц, страдающих указанными заболеваниями, и уклоняющихся от лечения, могут приниматься меры принудительного лечения и принудительной госпи-тализации. Эти меры применяются по решению судеб-ных органов.
Согласно законодательству одной из ответственных обязанностей медицинских работников является опре-деление степени утраты трудоспособности. Временная нетрудоспособность устанавливается врачом или ко-миссией врачей с оформлением листков нетрудоспособ-ности в случаях болезни, травмы, по беременности и родам, карантину, уходу за больным членом семьи и т. д.
Длительная или постоянная нетрудоспособность определяется врачебно-трудовыми экспертными ко-миссиями (ВТЭК), которые согласно статьи 50 наряду со степенью (группой) инвалидности устанавливают ее причины, дают трудовые рекомендации для ин-валидов, имеющих остаточную трудоспособность: «Заключения врачебно-трудовых экспертных комиссий об условиях и характере труда инвалидов являются обязательными для администрации предприятий, уч-реждений и организаций».
Судебно-медицинская и судебно-психиатрическая экспертизы проводятся на основании постановления представителей органов следствия или определения суда.
Многие обязанности медицинских работников не находят отражения ни в законодательстве, ни в инструкциях и приказах. Они вытекают из исто-рически сложившейся специфики врачебной деятель-ности, нашедшей свое выражение в правилах врачеб-ной этики и деонтологии. Эти правила отражают моральные нормы поведения врача,фармацевта, которому больной добровольно доверяет свое здоровье, а иногда и жизнь в расчете на добросовестное выполнение врачом своего врачебного долга -- принять все меры по спа-сению жизни больного и облегчению его страда-ний.
Высокие моральные качества врача-фармацевта приобретают большое значение в современный период быстрого научно-технического прогресса, технификации и спе-циализации медицины. Многие новейшие достижения медицинской науки и внедрение их в практику здра-воохранения заставляют по-новому рассматривать традиционные нормы врачебной этики и медицинской деонтологии.
Еще более сложные нравственные проблемы воз-никают в связи с ближайшими перспективами разви-тия медицинской науки. Некоторые из них (хирурги-ческие и медикаментозные способы управления по-ведением человека, генная инженерия и др.) серьезно беспокоят общественность и являются предметом об-суждения на страницах газет и журналов, поскольку применение достижений науки в практике, исполь-зование научных знаний каждым специалистом нераз-рывно связано с его моральным обликом, его нрав-ственными качествами.
Вопрос о соотношении знаний и нравственных принципов в жизни общества, воспитании подрастаю-щего поколения, подготовке любого специалиста и прежде всего фармацевта давно уже является предметом философских споров. Идеологи буржуазии утвер-ждают, что нравственность всегда отставала от роста знаний и это отставание в настоящее время становит-ся все более значительным. Одновременно они пыта-ются провести некую абсолютную грань между зна-ниями и нравственностью, как якобы несовместимыми категориями. Конечно, нравственность не заменяет знаний, а одни лишь знания автоматически не фор-мируют нравственность. Известно также, что практи-ческое применение научных открытий в буржуазном обществе может порождать сложные морально-эти-ческие проблемы. Так было, например, при открытии способа расщепления атомного ядра и использовании его в США для военных целей.
Естественно, что высокие нравственные качества, необходимые для выполнения фармацевтического долга, не возникают самопроизвольно, они воспитываются в процессе обучения будущего провизора в школе и вузе. Поэтому при зачислении в медицинский институт, по моему мнению, необходимо отбирать студентов не только исходя из полученных ими на экзаменах оценок, но и нравственных качеств абитуриентов.
Большое значение должно уделяться нравствен-ному воспитанию студентов и в процессе обучения в медицинском вузе. Например, воспитание необхо-димых качеств врача проводится в I Московском медицинском институте им. И. М. Сеченова по спе-циальной, учитывающей специфику каждой кафедры программе в течение всего периода обучения сту-дентов. Оно начинается накануне первого дня заня-тий зародившимся в I ММИ им. И. М. Сеченова тор-жественным ритуалом «Посвящения в студенты», на котором ведущие профессора рассказывают перво-курсникам о благородной профессии врача, его про-фессиональных и нравственных качествах, о долге врача перед народом и государством. Этот торжест-венный ритуал содержит в себе значительный эмо-циональный накал и имеет большое воспитательное значение.
В процессе обучения в I ММИ им. И. М. Сеченова нравственное воспитание студентов осуществляется не только на всех кафедрах и в клиниках, но и обще-ственными организациями (партийными, комсомоль-скими, профсоюзными, факультетом общественных профессий и др.), поскольку моральный облик сту-дента формируется коллективом, всей сложной си-стемой его общественных отношений и социальных связей.
Логическим завершением нравственного воспита-ния молодого специалиста перед началом его само-стоятельной деятельности является принятие «Клятвы Гиппократа». Выпускник медицин-ского института, получив диплом, приносит Присягу в торжественной обстановке, в присутствии своих товарищей по профессии, ректора, декана и профессорско-преподавательского состава института, представителей органов здравоохранения и общест-венности. Текст Присяги подписывается и хранится в его личном деле.
В «Присяге медика» нашло отражение взаимодействие между правовыми и мо-рально-этическими нормами регулирования медицинской деятельности. Благородные и ответственные обязанности, предусмотренные Присягой, торжествен-ная обстановка ее принятия должны всегда оста-ваться в памяти медика, способствуя в дальнейшем выполнению его медицинского долга, повышению уровня юридической и моральной ответственности провизора перед народом.
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Эссе
Раздумья о врачебном долге
врач долг профессиональный пациент
Посвятить себя профессии врача - значит добровольно решиться на огромную, подчас мучительную самоотверженность в труде. Труд этот повседневный, тяжелый, но в то же время - благородный и крайне необходимый человеку. Врачебная деятельность требует всей отдачи, отдачи самого себя, всех лучших человеческих качеств. Главной ее особенностью является объект, то есть человек, его здоровье и жизнь. И это накладывает отпечаток и огромную ответственность, ведь человеческая жизнь - это и есть самое важное.
Все чаще и чаще профессия врача стала вызывать ассоциации довольно неприятные, многие представители этой профессии просто-напросто перестали помогать людям, а очень часто оказывают помощь исключительно за деньги. Естественно, это не касается всех врачей, но таких сейчас встречается много. Выходит, они забыли о том, что же такое врачебный долг…
При осознанном исполнении долга медицинский работник к своей повседневной деятельности подходит осознанно с позиций человека-гуманиста, он свою работу осмысливает, соотнося свои поступки с высокими гражданскими принципами. Даже у постели, казалось бы, безнадежного, пожилого больного медицинская сестра найдет слова утешения, ободрения, которые принесут пациенту облегчение, уменьшат его страдания. Иными словами, она поступит так, как велит долг человека и гражданина, как требует мораль. Чувство долга в этом случае становится внутренним мотивом поведения врача. Высшим судьей при осознанном исполнении долга выступают его совесть, самосознание, убежденность, внутреннее отношение к моральным требованиям.
Прямое нарушение профессионального долга врача - черствое, формальное отношение к больному человеку. Врач всегда должен помнить, что вера больного в успех лечения, доверие его к медицинскому персоналу играют часто не меньшую роль в выздоровлении, чем применение новейших лекарств и оборудования. Пробудить такую веру - долг любого врача.
Руководствуясь высокими нравственными принципами, врач обязан уважительно относиться к достоинству каждого пациента, независимо от его социального положения и личных качеств. Пациент для врача - не средство, а цель. Святость жизни и ценность личности - вот главное, что лежит в основе деятельности каждого врача.
И, конечно же, ни в коем случае не унижать достоинство пациента, помня о том, что, унижая достоинство другого, ты унижаешь собственное человеческое достоинство.
Научиться любить людей, вникать в их проблемы, прислушиваться и быть предельно внимательным далеко не просто. Для этого необходимо быть по-настоящему добрым и сильным человеком, и тогда добро вернется к тому, кто каждый свой день посвящает помощи страдающим людям.
Размещено на Allbest.ru
...Подобные документы
Причины создания позитивного настроя при работе врача с пациентом. Мотивирование пациента на активное участие в лечении. Задача врача при взаимодействии c пациентом, находящимся на стадии осознания проблемы. Особенности работы врача-стоматолога.
презентация , добавлен 23.06.2014
Проблема развития нравственного сознания врача. Современная медицинская деонтология, требования к ней. Высокие моральные качества медицинских работников, осуществляющих уход за больными. Обязанности врача по отношению к больному по клятве Гиппократа.
презентация , добавлен 14.04.2015
Общение с пациентом в медицинской сфере. Значение способности практикующих врачей эффективно общаться с пациентами для качества врачебной помощи. Коммуникативная сторона профессионального общения врача с пациентом. Влияние врача на самосознание больного.
реферат , добавлен 19.05.2009
Основные принципы и история деонтологии в хирургии. Врачебная этика, отношение хирурга в отделении к пациентам и коллегам. Особенности субординации и подчинения врача. Формы проявления профессионального стресса у специалистов "помогающих профессий".
презентация , добавлен 18.03.2015
Медицинская деонтология как учение о профессиональном долге всех медицинских работников по отношению к их пациентам. Соблюдение деонтологических требований. Моральный облик среднего медицинского работника. Дальнейшее развитие деонтологических норм.
контрольная работа , добавлен 24.06.2011
Понятие и виды лидерства. Значение профессиональных и лидерских качеств врача для возникновения положительных психологических отношений и доверия между медработниками и больными. Главные черты эффективных лидеров. Стратегии врача на руководящей должности.
презентация , добавлен 24.04.2014
К вопросу о врачебном долге
Микаилова В. А.Научный руководитель: к.ф.н., доцент Барсукова М.И.
ГБОУ ВПО Саратовский ГМУ им. В.И. Разумовского Минздрава РФ
Кафедра русской и классической филологии
С самого момента зарождения медицина имела еще одно название - искусство врачевания. Несомненно, деятельность любого врача - это прежде всего искусство лечить, но помимо этого на плечах работника медицины всегда лежит груз тяжелого врачебного долга. Что же это такое? Изучением врачебного долга занимается наука медицинская этика. Но это понятие зародилось задолго до возникновения данной науки. Большое внимания врачебному долгу уделял древнегреческий врач, педагог и философ - Гиппократ, являющийся автором клятвы, названной в честь него. Клятва основана на его предписаниях, принятых древними медиками в качестве свода профессиональных этических норм. «Клятва» Гиппократа является наиболее известной и древней профессиональной клятвой врача. Она содержит основные принципы, отражающие главные обязанности врача. Обязательства перед учителями, коллегами и учениками: «Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием, Гигиеей и Панацеей, всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и всё остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому». Принцип непричинения вреда и заботы о пользе больного, доминанты его интересов: «Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости». Несмотря на то что Клятва была написана приблизительно в 460-370 годах до н.э., современные врачи также соблюдают перечисленные выше принципы и обязательства. Клятва наглядно показывает, что профессия врача предъявляет к личности особые требования. Врач - это не профессия, это не человек, владеющий знаниями в области медицины, это, прежде всего, образ жизни. Стать врачом - значит посвятить себя этой профессии полностью, и никак иначе. Стать врачом - значит ценить здоровье и жизнь больного превыше всего. Стать врачом - значит быть самоотверженным человеком, который не жалеет своих сил на повседневный и тяжелый труд врачевания. Совокупность всех этих аспектов врачебной жизни и есть врачебный долг.
Врачебный долг………………………………………………………………..….....5
Заключение 11
Список используемых источников 12
Введение
Среди социальных задач нет более важной, чем забота о здоровье и жизни людей, поэтому государство обязано заботу о здоровье членов общества взять на себя.
В реализации указанной задачи (функции)наряду с социальными преобразованиями большая роль отводится медицинским работникам как представителям профессии, непосредственно связанной с данной функцией государства. Последние могут выполнить возложенную на них охрану здоровья трудящихся только при четком представлении общественной значимости этой обязанности, глубоком понимании долга и ответственности перед обществом. В такой же степени иобщество обязано заботиться о материальных потребностях и моральном достоинстве врача.
Профессия врача предъявляет к личности свои особые специфические требования. Посвятить себя профессии врача - значит добровольно решиться на огромную, подчас мучительную самоотверженность в труде. Труд этот повседневный, тяжелый, но в то же время - благородный, крайне необходимый людям.
Повседневную врачебнуюдеятельность, которая требует всей отдачи, отдачи всего себя, всех лучших человеческих качеств, можно назвать подвигом.
По окончании вуза молодые специалисты-врачи в своем большинстве распределяются в самые отдаленные районы страны, где им приходится подчас работать круглосуточно. Именно в таких нелегких условиях создаются благоприятные условия для реализации всех нравственных качеств молодогоспециалиста. В большинстве своем нашим выпускникам по плечу трудные задачи. По окончании институтов подаются многочисленные заявления с просьбой направить на работу в те районы нашей Родины, где они необходимы.
Жизнь медицинской науки - борьба за жизнь человека. Она не знает ни покоя, ни отдыха. У нее нет ни праздничных, ни будничных дней, ни ночных, ни дневных часов. Болезнь с одинаковой легкостью можетпоразить младенца или убеленного сединой старца. Болезнь слепа, коварна и бездумна. Однако на ее пути стоит медицина с ее современными научными методами лечения, обширным арсеналом лекарственных веществ.
Никогда не забудет благодарное человечество известных и неизвестных рядовых тружеников медицины, которые, рискуя своей жизнью, а иногда и погибая, способствовали раскрытию тайн и причин опаснейшихболезней. И разве это не героизм, когда врачи ежедневно «без страха и упрека» лечат заразных больных, выезжая в эпидемиологические очаги? Можно по праву отнести к героям и тех медиков, которые посвятили всю свою сознательную жизнь выяснению причин и изучению методов борьбы с еще непобежденными заболеваниями.
Хочу привести отрывок из рассказа С. Цвейга «Амок», в котором герой произведения - врач -говорит:
«В нашей практике часто бывают случаи, когда не знаешь, лежит ли на тебе долг... долг ведь не один - есть долг перед ближним, есть долг перед самим собой, и перед государством, и перед наукой...
...Где-то должен прекращаться этот долг... или может быть, как раз у врача он не должен кончаться?»
Врачебный долг
Долг - это чувство моральной необходимостивыполнения своих обязанностей по отношению к другим людям, к обществу. В долге сосредотачиваются те нравственные требования, которые общество предъявляет к личности.
В понятии долга можно выделить как бы две стороны: формальное исполнение долга и осознанное отношение к своим должностным обязанностям. При формальном исполнении долга фельдшер, акушерка делают как будто бы все, что им предписанодолжностной инструкцией согласно занимаемой должности.
Они своевременно приходят на работу, выполняют все врачебные назначения, посещают палаты для больных, стараясь не упустить ничего, что обязаны сделать в течение рабочего дня.
Однако больной для такого медицинского работника остается формальным «объектом работы», а внутренним стимулом к работе...